Марина Рихванова: По натуре я человек очень миролюбивый

- Работа вашей организации - несомненно, доброе дело. Но, ведь «добро должно быть с кулаками»,  согласны с этим?

- На подобную тему я специально не задумывалась. Мы просто работаем в защиту Байкала и стараемся использовать все возможности законодательства, обращаемся к людям, взываем к их гражданскому самосознанию, любви к месту проживания, чтобы оно было сохранено для будущих поколений. А что такое кулаки в данном контексте, я даже и не знаю.

Конечно, есть факты противодействия нашей деятельности ряда внешних сил, но в данном случае лучшая защита - это открытость, информирование о происходящем окружающих. Когда люди что-то узнают, например о творящемся беззаконии против нас, то с готовностью к нам присоединяются. Таким образом, лучшая защита  для нас, это помощь людей, а не какой-то там кулак, припрятанный за пазухой.

- Может быть, силы вам придает тот факт, что в Приангарье есть что защищать?

- Озеро Байкал не единственная точка в России, где существуют экологические угрозы. Проблем хватает и в остальных регионах, это те же захоронения отходов производства химического оружия, а там и людей больше живет, плотность населения выше.

Другое дело, что далеко не во всех «точках напряжения» развито местное экологическое движение. В 90-е годы в России активно развивались некоммерческие организации, в том числе экологической направленности, существовали зарубежные источники поддержки. Однако с началом «нулевых» годов и то и другое начало планомерно уничтожаться федеральной властью. В настоящее время осталось мало организаций, которые каким-то образом умудряются поддерживать свою работу на профессиональной основе. В итоге сегодня мы не имеем развитого общественного движения, зато наблюдаем ворох нерешенных проблем. Хотя часто, именно за счет активности общественников, власти разного уровня обращают внимание на необходимость решения тех или иных вопросов.

Раньше этому хоть как-то способствовало экологическое законодательство. Существовали определенные ограничения для промышленных предприятий, региональные фонды, куда перечислялись выплаты за нанесенный экологический ущерб. Сейчас все изменилось, проблемы по-прежнему возникают на местах, но качественно решать их оказывается возможным лишь централизованно.

Таким образом, объектов для экологической  защиты предостаточно везде. Но силы общественные организации черпают не в факте их существования, ведь сегодня, к сожалению, создана масса искусственных барьеров, мешающих нам.

- Развитое экологическое движение в западных странах работает в условиях сытого общества, уверенности в будущем. Может российская непохожесть на эту модель, делает наших экологов активнее?

- Я изначально не согласна, что российскую модель экологического движения можно сравнивать с западной. В России изначально была собственная научная база, свои специалисты. конечно, на Западе больший опыт практической защиты и он был наработан тогда, когда природа оказалась под серьезной угрозой. В Европе мы имеем развитое экологическое движение, и 7% сохраненной природы, тогда как у нас ситуация противоположная. Правда чтобы оценить ущерб в целом при масштабе нашей территории, нужны огромные средства, и желание на государственном уровне. Ни того, ни другого нет, и экологическое движение не развито. Активность проявляется лишь в единичных случаях.

- Значит, в этих случаях все зависит от лидеров. Лично вы как и когда стали заниматься подобной деятельностью?

- Мой собственный опыт, связанный с изучением природы, довольно большой. Еще со школы я интересовалась этими вопросами, потом училась на биологическом факультете Иркутского государственного университета. Дипломную работу защищала по теме, связанной с влиянием стоков БЦБК на животный мир Байкала.

После вуза я работала в Лимнологическом институте, изучала происхождение байкальских рыб. Спустя несколько лет, я поняла, что лично для меня необходимость сохранить уникальность Байкала и его мира гораздо важнее, чем изучать его. Потому что есть опасность докатиться до того, что изучать станет нечего. Плюс к тому влияние оказала тупиковость темы с БЦБК. Поэтому в начале 90-х годов, с группой единомышленников я занялась общественной экологической деятельностью.

- Сложно ли было отрываться от прежних привычек и заняться совсем другим?

- Конечно, непросто было уйти от привычного мира и окунуться в совершенно новый. Поначалу я пыталась обсуждать необходимость создания общественной организации с директором Лимнологического института, однако он такую идею не поддержал и я написала заявление об увольнении.

В целом смена обстановки резкой не была. Еще до моего ухода из института, я познакомилась с группой единомышленников. Это было на базе иркутского научного центра, на кафедре иностранных языков. Тогда научные сотрудники изучали английский, раз в неделю собирались в рамках некоего тематического клуба и беседовали на отвлеченные темы. Однако когда я присоединилась к этой группе, мы очень быстро перешли в фазу экологического клуба.

Поначалу основной деятельностью был перевод англоязычной экологической литературы, в частности методических управленческих разработок. Мы искренне полагали своей  миссией донести эти знания до местных органов власти. Нам казалось, что как только мы переведем интересные документы, чиновники узнают и начнут внедрять какие-то решения. Переводили, например, «Руководство по организации управления отходами в Калифорнии». Это было наивно, потому что органы власти не спешили применять наши знания на практике, но, тем не менее, в течение двух лет мы этим занимались.

Потом, в 1992 году было принято решение заниматься общественной деятельностью на профессиональной основе, зарегистрировались как организация, бросили свои прежние рабочие места. На первых порах все оказалось не так легко, как мы думали. В частности, первые средства на поддержку удалось получить только через год. Это время ушло на обучение навыкам правильного написания заявок на поддержку в различные зарубежные фонды.

- Самое начало 90-х, сложная экономическая ситуация, а в стране возникают некие организации на зарубежные средства. Власти нормально относились к этому?

- Никакой настороженности или враждебности в отношении к нам не было. Наоборот, в тот период существовало много проектов и программ в западных странах по помощи молодой России в развитии гражданского общества. И это получало полную поддержку федеральных властей. Это уже потом ситуация начала меняться до неузнаваемости.

Вообще весь период существования общественных организаций в России можно разделить на несколько этапов. Самый первый - становление, развитие, приобретение первого опыта пришелся на 90-е годы. По большому счету, тогда был расцвет деятельности различных организаций, удавалось привлечь в свои ряды много людей, реализовывать масштабные проекты, до сих пор имеющие отклик. В частности это касается запрета на сжигание мусора в Иркутске весной и осенью. Мы провели большую социальную компанию, запускали ролики на телевидении, и эта привычка в городе была искоренена. Сегодня мусор, листья уже не сжигают массово.

Однако с началом двухтысячных годов новые федеральные власти начали «перекрывать кислород», исчезло финансирование из зарубежных фондов, много организаций закрылось, много хороших проектов перестало реализовываться. Немногие выжившие прошли через большие трудности, в том числе и время, когда денег на работу не было вовсе и все осуществлялось за счет энтузиазма. Это долгий и сложный период, продолжающийся до сих пор.

- Но ведь с другой стороны с высоких трибун сейчас ведутся речи о поддержке общественников, экологической защите.

- Вот это самое неприятное. Сама по себе я человек очень миролюбивый и психологически устойчивый и редко на кого-то могу злиться. Но такая двойственная политика, когда провозглашается одно, а делается другое, вызывает отторжение. Хотя с властями местного уровня мы работаем очень продуктивно, в вопросах, где нет противоречия с интересами олигархов и федеральных властей. Чем ниже уровень власти, тем легче с ним работать, так как мелкие чиновники лучше понимают проблемы на местах.

- Стала ли в последние годы ощутимей поддержка обычных людей?

- Думаю, что да. В последнее время в нашем обществе совершаются маленькие прорывы, это касается и пересмотра взглядов на политическую ситуацию, и на общественную. Люди стали больше понимать, и открыто высказывать мнение, они меньше идут на поводу у красивых речей чиновников, пропаганды федеральных СМИ, ищут альтернативные источники информации.

Свобода мысли и слова позволяет нам быть услышанными гораздо шире, в частности на пикетах в защиту чистоты Байкала. Ближайший, кстати, состоится в Иркутске 20-го марта. Сегодня создана коалиция «За Байкал», ее ядро - экологические организации. Но она постепенно прирастает другими организациями, не только экологическими. Буквально каждый день мы получаем по несколько предложений войти в коалицию со всех уголков России. Движение развивается очень быстро, известно, что 27-28 марта пройдут митинги и пикеты во всех крупных городах страны. Тема Байкала станет сквозной, олицетворяющей необходимость защиты чистоты природы в России вообще. В каждом регионе есть свой «Байкал» и люди на этих пикетах будут говорить и о собственных экологических проблемах, а не только о нашем озере.  

Конечно, сегодня самая большая цель у людей - защитить Байкал, я не могу сказать когда она будет осуществлена, это уже не индивидуальный проект нашей организации, а общественная компания и ее результаты зависят от всех ее участников, ну и конечно от реакции властей.

Егор Савостьянов