Вера Раздьяконова: бесстрашный исследователь

В медицинской среде шутят: «Терапевт знает, но не может. Хирург может, но не знает. Патологоанатом и знает, и может, но уже поздно». Так зачем же нужен патологоанатом, если все равно «уже поздно»? О секретах своей профессии рассказала заведующая отделением патоанатомии горбольницы №5, главный патологоанатом с 20-летним стажем Вера Раздьяконова. - Вера Сергеевна, почему Вы решили стать патологоанатомом?
- Когда поступала в институт, особенно популярными были три специальности: врач, учитель, инженер. В медицинский вуз пошла больше потому, что хотела приносить пользу людям. К тому же меня всегда тянуло к исследовательской работе и именно в параклинической сфере. Мне нравится наблюдать, анализировать и делать выводы.
В Иркутском мединституте занималась в кружке по патологоанатомии, была его председателем. По окончании вуза пошла в ординатуру по патоанатомии, потом меня взяли ассистентом соответствующей кафедры. Являлась секретарем общества патологоанатомов в Иркутске. Занималась научной работой у замечательного профессора медицины Бориса Цигеля. С 1992 года переехала в Братск, где с начала своей деятельности и по сегодняшний день возглавляю отделение патоанатомии. У меня и сегодня с каждым новым случаем появляется азарт исследователя. Я люблю свою работу и рада, что выбрала именно такую специальность.  Да, патологоанатом – это врач, находящийся в «тени» своих лечащих коллег, не контактирующий с живыми пациентами. Между тем именно он  может стать ключом к спасению жизней многих людей.

- Но Ваша профессия простому человеку кажется пугающей. Даже крепкие телом и духом мужчины иногда падают в обморок, если им приходится присутствовать при вскрытии тела умершего, а каково Вам, хрупкой женщине?
- Если под «пугающей» вы имеете в виду некоторую «неэстетичность» нашего труда, то могу только сказать, что такова вся медицина. Разве хирург, разрезая пациента, видит что-то другое? Но тот, кто идет в медицину, должен обладать определенным мужеством.
В обморок я никогда не падала. Но не потому, что бесчувственная. Просто, видимо, по характеру  очень сильная. К тому же все зависит от подхода. Я подхожу к телу умершего как к объекту исследования. Спокойно вскрываю обнаженный труп, смотрю, что внутри, но при этом не могу видеть одетого умершего человека. Потому что для меня это уже – человек.  

- Как может быть интересной работа с телами умерших людей?
- Вы заблуждаетесь, полагая, будто только в этом заключается деятельность патологоанатома. Впрочем, даже коллегам-медикам приходится порой объяснять, что мы, как и все клиницисты, работаем ради сохранения здоровья человека. Патологоанатом изучает материал, взятый у больного при дополнительных методах исследования и после оперативного вмешательства. Это помогает определить процесс протекания болезни, выявить сильные или слабые стороны оказываемого лечения. Таким образом, мы «открываем глаза» лечащему врачу на внутренний процесс течения болезни, который он до этого знал только на ощупь, по учебникам и жалобам пациентов. Заключение патолога позволяет доктору определить, например, нужно ли его подопечному оперативное вмешательство, химиотерапия, облучение или необходимы другие методы лечения. Число наших исследований по отношению к больным в десятки раз превышает количество исследований, проведенных на умерших.
Что касается мертвых, то именно на основе патологической анатомии и опыта в этой сфере развивалась современная клиническая медицина. Ибо только вскрытие дает полную картину о состоянии организма. Без нашей отрасли человечество погибло бы от многих опасных болезней. Ведь облик возбудителей различных инфекций помогла раскрыть именно патологическая анатомия. Кроме того, патологоанатом  выявляет ошибки, на которых клиницисты учатся. Врач ставит один диагноз, на вскрытии может оказаться другой или еще один диагноз, которого он не учел. Лечащий врач, чей пациент умирает, обязательно присутствует на его вскрытии. Он смотрит, анализирует и в следующий раз в подобном случае уже отдифференцирует симптомы.

- Как часто встречаются расхождения между диагнозами лечащего врача и патологоанатома?
- В 10-15 процентах случаев врач лечит больного от одного недуга, а патологоанатом определяет у пациента другое заболевание. К счастью, многие из расхождений удается выявить при жизни человека  и успешно завершить его лечение.
Только не стоит винить во всем лечащего врача. Поставить точный диагноз зачастую очень сложно. В настоящее время зарегистрировано свыше 60 тысяч заболеваний, и со многими из них доктору никогда не приходилось встречаться, а как можно знать то, чего никогда не видел? Многие знания приобретаются с практикой. Иногда одна и та же болезнь у разных пациентов протекает по-разному. Механизм возникновения и течения некоторых болезней современная наука до сих пор не может точно определить. Порой у пациента целый букет перекликающихся заболеваний – и атеросклероз сосудов, и ишемическая болезнь сердца, и артериальная гипертензия, еще плюс какой-нибудь холецистит, панкреатит и так далее. В такой ситуации непросто разобраться, отчего возникли боли в животе. Вполне может оказаться, что это симптом инфаркта миокарда.

- Если при вскрытии обнаружится, что ошибка лечащего врача привела к неправильной тактике лечения и смерти человека, Вы сообщаете об этом или Вас останавливает чувство корпоративной солидарности?
- Мы не оставляем без последствий ни одного случая и даем информацию администрации клиники, больницы, чтобы сделать выводы и повысить эффективность лечения. Все эти случаи рассматриваются и анализируются с привлечением других специалистов учреждения, либо на общегородских конференциях врачей.

- Что происходит, если установлено, что врач проявил халатность? Какую он несет ответственность?
— Мы об этом сообщаем, естественно. Расследованием занимается лечебно-контрольная комиссия. И врача обязательно наказывают – выносят выговоры, лишают премии и так далее. Но в моей практике таких случаев, чтобы врач прямо-таки нанес вред пациенту, не было. У нас в стационаре работают хорошие специалисты.   
Чаще людей возмущают не ошибки врачей, а их отношение. Я всегда говорю своим коллегам, что с родственниками больных надо уметь разговаривать. Они могут спросить у патологоанатома, что он увидел при вскрытии, но не должны задавать вопросов, почему в стационаре сделали так и почему не сделали по-другому
Разбираться надо с каждым конкретным случаем. Нельзя обобщать. Иногда жалоба поступает, даже если нет явных ошибок. Но человек всегда хочет найти виновного. Часто это делают те, кто ощущает вину на себе, они стремятся ее на кого-то переложить. И ведут себя при этом ужасно. Медики должны думать, что и как говорить родственникам больного. Понятно, что устали, понятно, что проблем много, но чем больше внимания к людям, тем меньше вопросов.
Зачастую родственники видят только одну сторону и не замечают другой – материально-технического обеспечения больниц. Клиницистам очень тяжело работать. Требования высокие, а возможностей мало. Обеспечьте врача необходимым диагностическим оборудованием, эффективными медикаментами, а потом спрашивайте с него и наказывайте за некачественную работу.

- Что Вы делаете, чтобы свести к минимуму возможность ошибки?
- Всегда думаю, все ли сделала, чтобы поставить правильный диагноз. Много читаю. Стараюсь доисследовать. Проконсультироваться. Провожу коллегиальный осмотр.
В любой профессии присутствует человеческий фактор, не исключение и медицина. Главное - любить свою работу. Когда  тебе интересно то, что ты  делаешь, тогда не станешь относиться к делу формально.

- Чему учите подчиненных?
- Учу работать с полной отдачей. К сожалению, не все такие. Например, старшая медсестра Галина Корнеева тоже любит свою работу, а вот лаборанты не все с душой относятся к делу. Между тем, и от них многое зависит. Нельзя жалеть бездельников и пофигистов. На работе надо работать. Мне неважно, что за характер у человека, главное, чтобы он делал свое дело как полагается. Если придется выбирать, то предпочту хорошего работника с тяжелым нравом, нежели плохого работника с хорошим характером. Не сомневаюсь, что если бы каждый на своем месте выполнял качественно и ответственно свою работу, все мы жили бы лучше.

- Может ли патологоанатом заразиться при вскрытии трупа?
- Да, врач может заразиться при вскрытии человека, умершего от какой-то инфекционной болезни, например, СПИДа, чумы, сибирской язвы, холеры. Известны случаи, когда приходилось лечить доктора, порезавшегося во время вскрытия умершего от холеры. Но это случается редко. Мы в таких ситуациях стараемся не выделять органокомплекса, исследовать его в щадящем режиме, - словом, работать так, чтобы было меньше крови.

- В мусульманском мире вскрытие тел категорически запрещено. Довольно долго против такой процедуры выступала и православная церковь. Только в советское время вскрытие официально узаконили и сделали обязательным. Но и сегодня наверняка некоторые родственники категорически возражают против вскрытия покойного. Как Вы поступаете в такой ситуации?  
- Вопрос вскрывать или нет, решаю не я. Назначение на аутопсию, то есть исследование умершего определяет главный врач или его заместитель. Раньше, действительно, вскрытие было обязательным в любой больнице. Но в настоящее время у нас, как и в большинстве стран мира, этот вопрос согласовывается с родственниками. Если диагноз ясный и родные не хотят делать аутопсию, достаточно написать заявление, что они не имеют к учреждению претензий.  
Кстати, в европейских странах, наоборот, родственники сами нередко обращаются к патологу, чтобы точно установить, от чего умер их близкий человек, можно ли предъявить иск в суде и так далее. Российские законодатели оговорили случаи, когда врачи вправе не выдавать тело умершего без вскрытия, например, если есть подозрения на насильственную смерть или опасную инфекцию, если умерла беременная женщина, а также при сложности установления клинического диагноза и так далее. Иногда приходится проводить с родственниками беседу о необходимости аутопсии. И если говорить с ними терпеливо и уважительно, сочувствуя их горю, большинство людей на вскрытие умершего соглашаются.

- Дома Вас не мучают воспоминания или сны-ужасы?
- Мысли о работе продолжаются и дома, ведь я же - исследователь. Понятно, что многое додумываю в нерабочее время, а если не хватает своих знаний, ищу в литературе, в Интернете. Впрочем, наверное, это свойственно человеку любой профессии, если он не безразличен к делу, которому служит. У нас же еще добавляется и определенная мера ответственности. Что касается снов, то они мне вообще редко снятся. Работа же не снится никогда! Наверное, все-таки потому, что нервы крепкие.