Тамара Драница: традиционалист и поклонник классической эстетики

- Тамара Григорьевна, известно, что в детстве вы хорошо рисовали, но тем не менее не стали художницей. Что побудило вас заниматься искусствоведением?

- Тут, как у Остапа Бендера: не получилось с Рио - пошел в домоуправы. А на самом деле меня просто мама не отпустила учиться художественное училище в Ярославль. Мы тогда жили в Братске, мне было 15 лет. А когда я стала постарше, у меня уже у самой интерес пропал к рисованию. Зато стало интересно искусствознание. И я отправилась учиться в Ленинград, в Институт имени Репина - бывшую Академию художеств. Мне уже был 21 год к тому времени. А до этого я закончила школу, поработала воспитателем в детском саду. Кстати, замечательная работа! Все дети - гении. Как раз там я поняла, что вся наша система художественного воспитания детей в детских садах и художественных школах в корне неправильная. Когда всех учат под одну гребенку - это плохо, а во-вторых, была практика в России, когда детей заставляли учиться по взрослой программе. А у меня дети сразу разделились: кто-то выбрал для себя графическое направление, а кто-то - стихийно живописное. Я потом привезла в Иркутск рисунки своих воспитанников, и мне не поверили, что это детские работы. Наиболее подходящая практика, по моему мнению, состоит в том, чтобы педагог опекал своего ученика и вел его с самого начала до самого конца обучения, тогда получаются большие художники.

- А как вы попали в Иркутск после учебы?

- Вообще, я изначально собиралась ехать в Красноярск. Но в Иркутске оказался настолько интересный художественный музей, что я решила остаться тут. К тому же я познакомилась с местными художниками: Галиной Новиковой, Аркадием Вычугжаниным, словом, с мастерами, которых в то время знала вся Россия. Здесь все кипело и бурлило в творческом плане. Иркутское отделение союза художников было лучшим от Урала до Дальнего Востока. Дело в том, что, когда я училась, я всегда занималась проблемами современного искусства - 70-80-е годов. Материала интересного для искусствоведа-современника в Иркутске было более чем достаточно, поэтому я тут и осталась. Так что пока были живы художники, которыми я занималась, я была рада, что я в Иркутске, а когда они умерли, стала сожалеть.

- Но ведь появились новые художники.

- Я не знаю, насколько они хуже, но по крайней мере они другие, и не столь яркие. Я вспоминаю молодежные выставки: если мои друзья-художники того времени приносили на выставку картинку, то, как правило, ее покупали музеи. Это был золотой век иркутской живописи. Но был неплох и театр в те времена, и другие сферы творческой жизни. Словом, жизнь была очень интересной. В отличие от нынешней, когда молодые художники как бы замкнуты только на своем цеховом уровне и их мало интересует, что происходит за его пределами.

Ну, а с другой стороны, государство уже не помогает художникам, и они вынуждены зарабатывать, что чаще всего приводит к тому, что они становятся товарными художниками. То есть они производят уже не искусство, а товар. Но я их понимаю: им нужно жить, кормить семьи. Раньше все картинки покупало государство, но, когда министром культуры России был Михаил Швыдкой, он отменил графу «государственное финансирование закупок картин для музеев». Уже получилось, что у музея нет картин целого поколения иркутских художников. Иногда просто приходится приставать к авторам с просьбой подарить работы музею. И спасибо им - дарят. Потому что прекрасно понимают нынешнее положение дел.

- В то время как у них самих не самая лучшая ситуация.

- Конечно. Причем дарят те, кто относится к той породе людей, которые в искусстве рискуют. И это действительно прекрасные работы. При этом любой художник понимает, что, когда его работы находятся в музейном собрании, это гораздо более престижно для имиджа, чем частная коллекция. Потому что картина сразу переходит в ранг национального достояния, просуществует века, получит достойные условия хранения, попадет в каталоги и так далее.

- Сейчас ведь получается такая ситуация, что картины современных художников можно увидеть только тогда, когда какой-нибудь коллекционер решит продемонстрировать свое собрание в музее.

- Да, именно благодаря им зритель может немножко сориентироваться в современном художественном процессе. Потому что у музея нет в наличии работ молодых художников и зачастую нет картин среднего поколения. При этом маловероятно, что кому-нибудь из коллекционеров когда-нибудь придет мысль передать свою коллекцию городу. Как сделал, например, в свое время Владимир Сукачев, благодаря которому как раз и возник наш художественный музей. Хотя все равно сегодняшние меценаты, безусловно, помогают и непосредственно художникам, и музею, который благодаря им может время от времени реализовывать какие-нибудь проекты.

- Вот вы говорите, что в 80-е годы творческая жизнь кипела, а сегодня художественный уровень гораздо ниже, чем был в те времена. А сколько, по вашему мнению, вообще должно быть в городе Иркутске хороших художников, чтобы город считался представительным в художественном плане?

- Послевоенное поколение художников, которые работали в те годы в Иркутске, составляло порядка сотни имен. Это те люди, о творчестве которых можно писать книги. Не просто статьи в газетах. Эти люди составляли красу и гордость нашего искусства. Сегодня среди поколения 30-50-летних такого количества имен, конечно, не насчитать. Их около десятка. Но при этом можно сказать, что Иркутск перенасыщен художниками. Одних только учебных заведений, выпускающих художников, слишком много для такого маленького города.

- Вы сказали, что, когда вы были молоды, сфера ваших интересов была направлена на современное искусство. Сейчас получается, что вы больше смотрите в прошлое.

- А я вообще не современный человек. Я считаю себя человеком очень традиционных взглядов на жизнь. И в искусстве, и в литературе я предпочитаю традиционную классическую эстетику.

- А как же современное искусство, столь модное сейчас и в столицах, и вообще в мире?

- А я не вижу в нем особой новизны. И в Иркутске это направление не приживается. Я не знаю почему. Еще в 1919 году в Иркутск приезжал Давид Бурлюк - отец русского футуризма, бунтарь, художник, поэт. Но, когда он здесь сделал выставку с поэзоконцертами, Иркутск как-то отнесся к этому хладнокровно. И сколько времени уже прошло с тех пор, но до сих пор крайние степени самовыражения Иркутск воспринимает очень спокойно. Мне кажется, Иркутск - город классического искусства. И если кто-то из молодых говорит новое слово в искусстве, то непременно опираясь на традицию.

- Как вы могли описать сегодняшний творческий процесс Иркутска?

- Сегодня, мне кажется, на смену Иркутску живописному пришел Иркутск поэтический. Это произошло, пожалуй, за последние 10 лет. Во-первых, это связано с тем, что в городе появилось много новых интересных поэтов, которые сегодня активно выступают и печатаются, причем не только в Иркутске. Но сегодня и у многих художников наблюдается интерес к литературному творчеству. У меня по этому поводу даже возникла потребность организовать культурную акцию «Изображение и слово», в рамках которой мы выпустим книгу, в которой иркутские художники выступят как поэты и писатели. Причем это не просто какие-то первоначальные творческие попытки - это настоящая литература. Сегодня есть порядка 20 иркутских художников разных поколений, которые всерьез занимаются литературным творчеством. Настало время говорить об этом всерьез. И издание этого альманаха, может быть, как-то высветит проблему, от чего один вид творчества по независящим от нас причинам сменяется другим. Казалось бы, живем все в одинаковом мире, прямо скажем, довольно паскудном. И, тем не менее, жажда творчества не угасает. Значит, не все потеряно.

Антон Кокин