Петр Хренов: Байкал – это моя жизнь

- Петр Михайлович, Вы защищали Байкал еще в 70-е. Помните, с чего начиналось?

- Впервые я попал на Байкал еще в конце тридцатых годов прошлого века, когда был еще молодым студентом факультета геологии. Наш профессор Данилович любил проводить открытые полевые занятия на берегах Байкала, и там я впервые ощутил всю мощь и красоту этого чудо-озера. Сколько раз сказано, что Байкал - уникальное явление природы, но у каждого знакомство с ним происходит по-особому. Мое «открытие Байкала» состоялось более 60 лет назад, и я тогда еще понял: Байкал - это больше, чем просто местная достопримечательность, это общечеловеческое, общенародное достояние.

Не помню точно когда, кажется, в начале 60-х, в Иркутск приезжал Никита Хрущев, генеральный секретарь ЦК КПСС. И тогда же возникла идея строительства на берегах Байкала целлюлозно-бумажного комбината. Потому что для производства целлюлозы необходима чистая вода, а в Байкале ее достаточно - двадцать процентов мировых запасов пресной воды. Тогда решение советского руководства вызвало настоящий шок у иркутских ученых. Но они не сидели сложа руки. Борьба за Байкал началась практически сразу после того, как было принято решение о строительстве БЦБК.

- Вы принимали в ней участие?

- Что вы, тогда я еще был слишком молод и не вхож в высокие кабинеты. Хотя за тем, как «наши» действовали против москвичей, следил внимательно. Тогда борьбу за отмену решения о строительстве промышленного монстра на берегу Байкала возглавил Григорий Иванович Галазий, в ту пору он руководил Байкальской лимнологической станцией. Он лично ездил в Москву с документами, в которых приводились данные о том, какой ущерб может принести деятельность промышленного предприятия нашему уникальному озеру. Он даже добился приема у Хрущева, тот выслушал его, затопал ногами, закричал, что стране нужна бумага, что если он еще раз услышит подобное, он его посадит. Галазий оказался очень мужественным человеком. Он вернулся, но борьбу не прекратил. Хотя к тому времени местные власти, напуганные решимостью Хрущева, пошли на попятную, и мало кто хотел рисковать. Но Григорий Галазий до последнего дня вел свою борьбу с БЦБК. Убеждал, участвовал в научных конференциях. Первые победы в битве за Байкал связаны с именем этого удивительного человека.

Я познакомился с ним позже, мы были долгое время очень дружны, и сам я часто вспоминаю этого удивительного мужественного человека и замечательного ученого... Я называю Григория Галазия «рыцарем Байкала», и он был именно таким рыцарем, посвятившим всю жизнь защите уникального озера.

- А сами Вы когда включились в эту борьбу?

- Позже, много позже. Я уже был директором Иркутского геологического института и часто приходилось выезжать на Байкал - там не только работали наши геологи, но и приезжали коллеги из других стран - немцы, венгры, чехи... И если не ошибаюсь, в начале 80-х были проведены тщательные исследования воздействия БЦБК (он все же был построен и стал выдавать первую продукцию в конце 60-х) на байкальскую флору и фауну. Признаюсь вам честно, когда я увидел выводы этих изысканий, у меня руки затряслись. Оказалось, что за годы работы дно Байкала на десятки километров вокруг Байкальска покрыто технологическими отходами. Причем, это были отходы, которые фактически лежали сплошным слоем. Как геолог могу сказать, что такие отложения могут лежать веками, байкальская вода недостаточно сильна, чтобы их размыть или растворить.

Вот тогда я понял, что кто-то должен взять ответственность за происходящее, кто-то должен привлечь внимание к экологическим проблемам Байкала.

- Вы не опасались, что это может стоить вам карьеры?

- Знаете, не опасался. К тому времени я занимал достаточно высокий пост в Иркутске - директор института, - чтобы к моим словам не прислушивались. К тому же ситуация в 70-е годы изменилась. Среди местного руководства идея о том, что «что-то надо делать с БЦБК» давно обсуждалась. Все местные партийные и государственные руководители, как правило, были выходцами из наших мест, для них Байкал означал не просто озеро, а их малую родину. И поэтому я находил понимание в высоких кабинетах, на мои предложения откликались, их обсуждали...

- А что конкретно Вы предлагали?

- Не только я. Тогда тема сохранения чистого Байкала нашла отклик у многих людей. Мы стали, можно сказать, первыми, кто стал говорить об экологической катастрофе, которую в долгосрочной перспективе готовит неразумное размещение целлюлозного производства на берегах Байкала. Мы добились того, что к проблемам БЦБК было привлечено внимание московского министерства, туда стали чаще ездить комиссии, которые проверяли состояние производства, технологическую дисциплину. В некоторые из этих комиссий входил и я. Несколько раз ездили на Байкальский ЦБК, знакомились с состоянием оборудования, с работой комбината...

- В каком состоянии тогда было производство?

- Очень  много замечаний тогда нашли. Прежде всего в работе очистных сооружений. Они были устаревшие, промышленные стоки шли практически прямиком в озеро без предварительной очистки. Мы говорили с технологами, с проектировщиками, как можно исправить эту ситуацию. Ведь БЦБК проектировался и строился в 60-е, насколько я помню, по финскому проекту. Но при проектировании решили ставить очистные «по усеченному варианту», и  мы добивались, чтобы к этой проблеме было привлечено всеобщее внимание.

Но главное - мы прорабатывали варианты перепрофилирования Байкальского ЦБК, возможности развертывания на его площадях какого-нибудь другого, не такого экологически ущербного для байкальской фауны производства. Вариантов было несколько, все сейчас, к сожалению, не помню. Была идея переориентировать его на выпуск пиломатериалов, на выпуск мебели - то есть уйти от целлюлозного производства, как особо вредного.

- Интересно, а вариантов закрытия БЦБК вы не рассматривали?

- Тогда, в советское время, проблему Байкальска в случае если бы такое решение было принято, можно было решить легко. Потому что переселить организованно всех жителей Байкальска, не занятых непосредственно в производстве, - на это хватило бы денег, будь такое решение принято. Сейчас, конечно, ситуация изменилась, но решать проблемы жителей Байкальска, я считаю, должен не собственник БЦБК, а государство. Люди не виноваты в том, что монстр-комбинат построили в таком неподходящем месте, они честно работали, и их труд, их судьбу государство должно уважать.

И еще я считаю, что мы тогда не просто одержали победу, мы изменили отношение первых лиц государства к экологическим проблемам промышленности. Ведь после «битвы за Байкал» стали задумываться о том, какие последствия могут быть для живой природы, например, от проекта «поворота северных рек» - и эта идея осталась нереализованной. Если бы не было единодушного протеста ученых, людей науки, уважаемых общественников, власть реагировала бы иначе.

Ну, а для меня это закончилось тем, что я стал изучать экологию и в течение 20 лет читал лекции по экологии в Иркутском университете.

- Петр Михайлович, не могу не спросить - как вы считаете, сейчас-то есть смысл в запуске БЦБК?

- К сожалению, я не очень активно сейчас могу следить за тем, как развивается ситуация. Я практически ослеп, поэтому все новости узнаю по радио. Но мое мнение - нет смысла в этом запуске. Кому нужно производство, которое морально и физически устарело? И разве экономическая целесообразность искупает имиджевые потери, которые понесет местная и федеральная власть в глазах мирового сообщества? Я уж не говорю о местной власти, чья репутация будет сильно испорчена в глазах жителей региона.

- Вы часто бываете на Байкале?

- К сожалению, давно уже не был, лет пять. Возраст. А в 85 лет я еще купался в Байкале. Понимаете, для меня Байкал - это моя жизнь.

 Владислав Толстов